О странах, людях и языках. Для детей и родителей - Надежда Казанцева

Co-occurrences graphs, так называемые «графы совхождений» – результат сложных вычислений, выполняемых специальной компьютерной программой. Они позволяют определить, какие слова чаще всего встречаются в сочетании с интересующим нас словом и насколько эти слова-соседи связаны еще и друг с другом. Такое графическое представление позволяет нам увидеть своего рода «моментальную фотографию ассоциаций».

Давайте возьмем слово, обозначающее очень важную для жителя любой страны вещь: слово «счастье». Что в первую очередь вспоминают носители разных языков, услышав его?

Итак,

Счастье (рус.) – happiness (англ.) – bonheur (франц.) – Glück (нем.)

Правда, Glück в немецком языке означает еще и удачу.

Таким образом выглядит графическое представление для русского счастья:

В английском языке соседи-ассоциации вот такие:

Bring —приносить; express – выражать; prosperity – богатство, благосостояние;

pursuit – поиски, погоня. А также мир, свобода, печаль, радость, здоровье. И, заметьте, ни женского, ни семейного.

Французское счастье выглядит так:

Trouver – находить; vivre – жить. Выражение Que du Bonheur означает «Всё прекрасно». Из существительных – радость, мгновения, несчастье и прилагательное истинное.

У немцев все куда серьезнее. В первой десятке, кроме прилагательного счастливый и сочетания Glück haben! – «В рубашке родился!», есть еще такое:

Ein bisschen Glück – «немного счастья» (или «немного удачи»);

Wenig Glück – примерно то же самое;

Kein Glück – примерно соответствует русскому выражению «не повезло».

Вот и представьте, о каком счастье может мечтать смешанная русско-немецкая пара. Лейпцигский корпус не обманешь!

На одну заповедь меньше

В начале двадцатого века Н. Гумилев разработал принципы стихотворного художественного перевода – так называемые «девять заповедей». Он полагал, что при переводе поэтического произведения должны быть сохранены:

1) число строк,

2) метр и размер,

3) чередование рифм,

4) характер enjambement (то есть перехода мысли с одной строки на другую),

5) характер рифм,

6) характер словаря,

7) тип сравнений,

8) особые приемы,

9) переходы тона.

Гумилев считал: «Так как их на одну меньше, чем Моисеевых… они будут лучше исполняться».

Сбылся ли прогноз?

У современных переводчиков, особенно переводчиков-любителей, вполне вольное отношение к названным заповедям. «Я так вижу», – говорят они, делая из восьмистрочного стихотворения поэму строк так на сорок. «Я так вижу» – и мужская рифма заменяется женской. «Вижу я так!» – и вместо написанного ямбом оригинала (помните ямб: «Мой дядя самых честных правил»? ) мы вынуждены наслаждаться дактилем, амфибрахием, а то и вовсе гекзаметром.

И ладно бы дело касалось перевода стихотворения. Почитали бы, вспомнили бы анекдот:

– Не нравится мне этот Карузо!

– А где ты его слушал?

– Да мне Рабинович напел!

Так вот, прочитали бы, вспомнили бы анекдот – и всё. А если дело касается перевода песен? Там ведь, пардон, музыкальный размер. Там ведь, пардон, мелодия. Если рисунок текста и музыки совпадают – полдела сделано. Это, по крайней мере, можно петь. Хотя бы чисто технически. А если не совпадают?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Цифры приведены на момент написания очерка.